Просыпаюсь от громкого,звенящего нетерпением, шепота отца : « Саня, вставай! На рыбалочку пора!».
Он осторожно трясет меня за плечо,боясь разбудить спящего рядом брата.
Сквозь полуоткрытые,налитые сном веки вижу на полу спальни острый,режущий глаз треугольник яркого,электрического света с кухни.Оттуда , с кухни, доносятся негромкие звуки открываемого холодильника,шелест целлофановых пакетов,шум воды из крана,запах заваренного чая-мама снаряжает нас в дорогу. Не могу сразу проснуться, снова проваливаюсь в зыбкий сон.Так хочется спать, еще только три часа ночи! И теперь уже мама теребит меня за плечо,ласково поглаживает по щеке, приговаривает : « Санечка,вставай! Папа уже пошел в гараж!» С неохотой вылезаю из под одеяла, шлепаю босыми ногами по деревянным половицам в туалет.Быстро одеваюсь,беру у мамы тяжелую сумку с продуктами. Худенькая,заспанная мама, в коричневом халате и тапочках на босу ногу, подает мне курточку-по утрам прохладно и говорит шутливо : «Ну, сынок,привези мне рыбки хотя бы на уху!» Но мне не до шуток, я так и не проснулся до конца, не стряхнул вязкие обрывки сна .Торопливо тыкаюсь губами в теплую мамину щеку и сбегаю по лестнице вниз, во двор, в душную темноту летней казахстанской ночи. На улице еще прохладно,дневная жара спала,отступила , спряталась где-то в темноте,за сараями, затаилась до первого луча солнца, оставив после себя запах раскаленной пыли...
Тускло горит фонарь над деревянным столом c длинными лавками.Днем за ним рассаживаются наши соседи-лотошники,ведущий тянет из холщового мешка деревянную, похожую на маленький бочонок фишку и называет выпавшее число:
- Полсотни пять!..Двенадцать!.. Тридцать три!
И кто-то из игроков громко оповещает окружающих, что у него случилось «новоселье» или «квартира» и советует ведущему получше перемешать фишки...
Но сейчас двор пустынен. Свет фонаря выхватывает из тьмы тополя у дома,гаражи и сарайчики, деревянную беседку под кленами,небольшую скамейку на земляном возвышении погреба.Это наша с ребятами скамейка.На ней мы просиживаем целыми днями за разговорами. В сонной полутьме шумят своей тяжелой листвой тополя. Со стороны железнодорожной станции доносятся звуки поездов,резкие свистки маневровых тепловозов, монотонно-размеренная речь дежурной по вокзалу « ..Пассажирский поезд ..прибывает на первый путь.. Будьте осторожны!..»
Отец уже выкатил из гаража и завел наш мотоцикл «Иж» с коляской .Мы называем коляску «люлькой».Рядом с отцом с зажженой папиросой в зубах стоит наш сосед с первого этажа Савелий Семенович-крепкий, высокий старик с коротким ежиком седых волос. Ноги его плотно вбиты в высокие сапоги, на голове- неизменная голубая кепка. Он страстный рыбак ,и отец всегда берет его с собой.Его место-на заднем сиденье , за отцом. А мое- в люльке, под чехлом, поближе к ветровому стеклу. А еще с нами едет соседский мальчик Витя Чеботарь.Он старше меня на несколько лет, но мне легко и приятно с ним. Я знаю, что отец любит и выделяет его среди других ребят нашего двора за отзывчиво-легкий характер. Витя всегда приветлив ,улыбчив, доброжелателен. Он в старой фуфаечке , шапке и сапогах.Чернявое, худощавое лицо его белеет в полумраке, возбужденно-счастливо улыбается
- На Бестамак едем! Там окунь хорошо клюет!
-Это далеко?
- Да,часа полтора,не меньше! Это в самом начале пресного Убагана.
- Во ништяк!
Его мама ,тетя Катя Чеботарь, тоже вышла проводить нас.Красивая, с большим узлом черных волос на голове и приятной, открытой улыбкой на лице.Мне нравится ее мягкий ,украинский выговор. Она о чем-то негромко говорит с отцом и Савелием Семеновичем, а мы с Витей укладываем вещи в люльку.В самый конец кладем кусок брезента и отцовы сапоги, под ноги- сумки со снедью, рыбацкими припасами, банкой с червями, а сбоку-толстую связку удилищ. Удилищами служили молодые сосенки метра три длиной, очищенные от коры и высушенные на солнце. Ужасно кривые, но гибкие и легкие. Они свисали из коляски метра на два, и когда мотоцикл подпрыгивал на кочке, вместе с ним вверх-вниз подпрыгивали удилища, ударяя кончиками по высоким кочкам.
Отец надевает каску,занимает место за рулем. Савелий Семенович последний раз шумно затягивается ,от чего красный светлячок огонька,потрескивая, быстро приближается к его пальцам ,бросает окурок на землю и ,кряхтя, занимает место за отцом. Мотоцикл,жалобно охнув рессорами, проседает на заднее колесо под его грузным телом. Мы с Витей уже давно сидим в коляске, подпрыгивая от нетерпения. Нам непонятно, почему эти взрослые все делают так медленно! Скоро начнет светать !
Мотоцикл выезжает на пустынную улицу Маркса.На улице ни души. Едем мимо привокзального парка, темнеющего высокими тополями с черными грачиными гнездами на макушках , мимо белеющего здания вечерней школы и спящих, без единого огонька домов.Подьезжаем к переезду. Красный глазок семафора над опущенным шлагбаумом тепло подмигивает мне.Переезд закрыт. Подсвеченные холодно-синими огнями, змеятся , уходят вдаль рельсы. Из будки стрелочника выходит женщина в оранжевом жилете и здоровается с отцом. Отец приветственно машет рукой, он знает почти всех на станции. Близко раздается протяжный,резкий сигнал и ,медленно толкая перед собой теплую волну пахнущего разогретым металлом и мазутом воздуха, через переезд вползает на станцию огромный зеленый тепловоз, тащя за собой бесчисленные , черные от угля товарные вагоны. Я уже сбился со счета , а вагоны все выныривают и выныривают из-за поворота,постукивая-погромыхивая на стыках, обдавая запахом угля и мазута. Наконец последний вагон медленно прополз на станцию и мы , минуя высокую водонапорную башню, уже едем по южной стороне поселка. Выезжаем на трассу,пятнадцатикилометровый «аппендицит», как мы его зовем, соединяющий поселок с главной автотрассой , ведущей в райцентр Семиозерное. Узкая насыпь, покрытая асфальтом, с редкой цепочкой деревянных телеграфных столбов . Отец прибавляет газа, нужно спешить. Нужно успеть до рассвета. Равномерно и высоко урчит мотор, ветер холодной волной бьет по лицу, забирается под чехол коляски. Привлеченные светом,на ветровое стекло липнут,дрожа крыльями, белые в свете фар бабочки. Мы с Витей жмемся ближе к ветровому стеклу, держась за стальную скобу коляски. Мелкие камушки, подпрыгивая под колесами,горохом бьют в днище коляски. С левой стороны дороги вдали видны огоньки .Там –обнесенная колючей проволокой зона строгого режима. За спиной уплывают назад редкие огоньки Кушмуруна с красавицей телевышкой .А над головой течет глубокое, черное, как ночная река, небо с мерцающими яркими созвездиями и тонкими стрелами падающих звезд....
...Едем проселочной дорогой, свернув с трассы возле казахского аула Дузбай. Скорость сразу упала-ехать по песчаной дороге тяжело. Занесенная песком колея петляет среди выжженой серо-желтой травы,с редкими чернеющими в темноте деревцами . Надсадно ревет мотор, укутанный выхлопным газом мотоцикл с трудом пробуксовывает в занесенных песком ямах. Временами степь перемежается полосой настоящей пустыни с невысокими барханами и редкими , чахлыми кустиками травы.Приходится вылезать и толкать мотоцикл по глубокому ,зыбкому песку. Справа от дороги в полумраке свинцово-серой,дымящейся лентой змеится Убаган, временами подходя совсем близко к дороге. Отороченная по берегам густой полосой камыша,река медленно течет по глубокому руслу на север, к Кушмуруну. Здесь, в своем нижнем течении Убаган еще пресный. Его воду можно пить.
- Смотри,смотри! Тушканчики!
В свете фар возникают какие-то фантастические прыгающие фигуры,напоминающие маленьких кенгуру. Это тушканчики-земляные зайцы.Я уже видел их раньше.Днем они спят, а ночью вылезают из нор. Длинные задние лапки, еще более длинный хвост с кисточкой,короткое тельце с такими же короткими передними лапками. Точно, кенгуру! Глупые зверьки даже не пытаются свернуть с дороги, так и скачут гигантскими прыжками в свете фар перед мотоциклом,мотая в такт прыжкам длинными хвостиками,словно показывая нам дорогу. И лишь когда не развилке мы сворачиваем на другую дорогу, зверьки остаются позади. А на другом повороте в свете фар сверкнули красным светом чьи-то глаза.
-Лиса!Лиса!
И лишь пушистый хвост мелькает в свете фар. Справа остаются редкие огни поселков Харьковки и Чили.
А небо уже светлеет-синеет на горизонте. Россыпь звезд над головой становится мельче, тусклее. И вот впереди забрезжили белеющие строения полузаброшенного казахского аула Бестамак на берегу разлившейся, запруженной в этом месте речки Буруктал-притока Убагана. Останавливаемся у неширокого, метров пятнадцати, залива,тонким рукавом впадающим в реку. Отец глушит мотоцикл и по ушам сразу бьет тишина. Недалеко, метрах в ста от нас в густых камышах темнеет фигура рыбака.Он бесшумно размахивает длинными удилищами, словно рак водит длинными усами. Отец , косясь на него, ворчит азартно-раздраженно: «Поздно мы приехали! Надо было раньше выезжать!» Его голос дрожит,срывается от нетерпения . Мы первым делом вываливаем на траву толстую связку удочек и разматывает длинный жгут резины, опоясывающий связку. Добираемся до своих любимых удочек и тут обнаруживается самое неприятное-моя удочка зацепилась крючком, переплелась леской с отцовской! Я уже знаю, что сейчас будет! Отец раздраженно-возбужденным голосом в сотый раз будет повторять, что хуже нет, чем запутывать леску перед клевом! «Хуже нет!»- сокрушенно повторяет он, суетливо распутывая сбившуюся в колечки и узелки леску и бросая тоскливые взгляды на восток, где небо уже просветлело-порозовело...
...С тонким, резким посвистом гибкое удилище разрезает утренний воздух, хлестко бьет по воде свинцовое грузило, плашмя шлепается на чистую , клубящуюся утренним туманом тревожно-темную воду поплавок . Леска , неровной линией упавшая на воду, тонет в глубине и поплавок-обыкновенное ,очищенное от пуха гусиное перо, взрогнув, поднимается над водой своей верхней, окрашенной в красный цвет, половинкой..
Река еще дремлет под светлеющим небом,укутанная дымкой утреннего тумана, отгороженная от берега плотными зарослями осоки и камыша, открываясь лишь редкими проплешинами вытоптанных, свободных от камыша, подходов к воде. Матово блестят широкие кольца кувшинок, спят на воде утки, дремлет казахский аул... Вдруг рядом с поплавком, выскочив из воды и сверкнув серебристым телом, плоско шлепается обратно крупная рыба, поднимая круги на воде.Ей вторят другие рыбы. Они словно дрязнят нас! Вся река оживает , покрывается кругами.Где-то рядом несмело заводит песню невидимая пичужка,со стороны аула слабо потянуло дымком, заблеяли овцы,с шумом перелетела и плюхнулась на воду утка, с коротким пронзительным писком пронеслась острокрылая речная чайка. Все словно проснулось, пришло в движение. «Сейчас начнется!»-возбужденно потирает руки отец,поглядывая на поплавки. Семеныч запускает руку в пакет с отваренной пшеницей и бросает жмень зерна в воду, приваживая рыбу.. «Жууух!»-мелкой дробью бьют по воде распаренные зерна.
Замечаю, что вокруг что-то происходит, что-то не сразу уловимое и осязаемое. Смолкают птицы, не выпрыгивают из воды рыбы,замирает всякое движение. Солнце! Всходит солнце! И все живое замирает, словно приветствует его появление.Наверное, восход солнца- это самое красивое, что я видел в жизни! Узеньким малиново-красным полукругом оно медленно,словно цепляясь за краешек земли, поднимается над горизонтом,постепенно превращаясь в неправильной формы, сплющенный сверху и снизу ,красноватый шар.Такое слабое, зыбкое , еще неяркое. Земля под ним горит таким же красновато-желтым цветом , и на какой-то миг замерев, не желая оторваться от этой расплавленной полоски земли,дневное светило начинает свой неспешный путь по небу...
Справа от меня,охнув от неожиданности, стремительно хватает удочку Савелий Семеныч и , резко подсекая ее вверх, вытягивает из воды первую рыбу. Рыба еще трепещет у него в руке, а я краем глаза вижу, что мой правый поплавок в одно мгновение исчез, резко нырнув под воду.Сердце екает, заходится в радостном ожидании. Хватаю мокрое удилище, резко тяну вверх и чувствую, как прогибается удочка, натягивается леска, резкими, живыми толчками остро разрезая воду и уходя влево, на второй поплавок. Задираю кончик удочки вверх и ощущаю живое биение , трепыхание крупной рыбы на самом конце лески. Крупный полосатый красавец-окунь, извиваясь зеленовато-желтым с темными полосками телом, растопырив красные плавники, выскакивает из воды.Осторожно подвожу его к левой руке.Он бьет меня хвостом по руке, колет острыми , жесткими плавниками, мелкой чешуей,судорожно двигающимися жабрами,трепещет-извивается всем телом. Зевая широко раскрытым ртом с мелкими зубами,рыба словно с укором смотрит на меня выпуклым желтым глазом с черным зрачком.Окунь-жадная рыба.Он заглатывает наживку целиком ,и доставать крючок из глубины его прожорливой пасти каждый раз для меня мучительно. Не хочу делать ему больно, но нет времени аккуратно вытащить крючок. Левый поплавок , до этого неподвижно торчащий в воде, вдруг подпрыгивает и стремительно уходит под воду.Отбрасываю в траву правую удочку с неснятым окунем и хватаю левое, моментально выгибающееся дугой, удилище. Вспенивая воду, опасно натянувшаяся леска уходит в камыши.Этого еще только не хватало! Если рыба запутается в камышах, придется отрывать крючок.Осторожно, преодолевая дрожью передающееся в руку сопротивление рыбы, подтягиваю ее к берегу вместе с пучком зеленых водорослей. У самого берега рыба, сделав отчаянный прыжок в воздухе, срывается с крючка и темной молнией уходит на глубину. Вот черт! Слева нерво посмеивается отец, снимая рыбу с крючка и ,не отрывая глаз от другого поплавка, наощупь ищет в воде толчками бьющийся от рыбы садок, выпуская туда крупного окуня. Семыныч, забыв о приклеившейся в уголке губ погасшей папиросе, резко, с потрохами, с розовыми жабрами, выдирает из пасти окуня окровавленный крючок и трясущимися толстыми пальцами насаживает на крючок червя из банки. Витя радостно кричит нам: «У меня сразу два окуня!» и торжествующе показывает нам две удочки на вытянутых руках с бьющимися на них окунями.
Время словно остановилось.Все ушло,куда-то далеко отодвинулось .Весь мир сузился до этого неширокого речного рукава и двух мокрых удилищ.Остались только два торчащих и ныряющих в воду поплавка, мелко вибрирующий ,гнущийся в три погибели кончик удилища, остро разрезающая воду леска и трепыхающиеся, казалось,бьющие себя хвостом по голове рыбины с судорожно раззевающимися ртами. И снова - извивающийся на крючке червь,короткий , заунывный посвист забрасываемой в воду удочки, покачивающися и резко ныряющий в воду поплавок, напряженное до боли в глазах вглядывание в ту сторону, азартные и радостные выкрики рядом и приятная, будоражащая сердце дрожь удочки в руках...
Не всегда на крючок попадаются крупные окуни. Малек окуня клюет так же жадно. Но побывавший в руках и снятый с крючка малек окуня –уже не жилец.Уж больно он нежен . Наживляю двух мальков на отдельные удочки с толстой леской и тройными крючками- на щуку и крупного окуня. Закидываю эти удочки в стороне, положив на деревянные рогатульки, выломанные из ближайшей ивы...
...Постепенно затихает сумасшедший окуневый клев и мир возвращается, обрушивается на меня со всех сторон неумолчным сухим стрекотанием кузнечиков в невысокой, выгоревшей траве, тонкой трелью жаворонка в высоте, пронзительными криками чаек на водой,скрипучим криком цапли и сырым запахом гниющего камыша .Только теперь чувствую, как палит солнце,а я так и не успел снять верхнюю теплую одежду, не замечая жары. Еще вяло поклевывает чебак(так у нас называют плотву)- красивая рыба с крупной , серебристой чешуей, которая легко отделяется и липнет-пачкает руки и одежду. Он любит клевать на тесто и кузнечиков, которых я ловлю для Савелия Семеныча когда спадает клев. Изредка поклевывает линь-страшноватый на вид, уродливо–короткий, с бронзовой, мелкой чешуей, покрытый густым слоем слизи.Его нужно брать двумя руками, иначе , взмахнув коротким, словно обрубленным хвостом, он легко выскользнет из рук.Он такой живучий, что еще долго потом плавает у нас дома в ванне с холодной водой и ,уже выпотрошенный и вывалянный в муке, пляшет на горячей сковородке!
..Замучили мальки.Они голодной стаей набрасываются на червяка, отрывая его по частям, нервируя нас мелкой поклевкой, когда поплавок едва заметно подрагивает, смещаясь в сторону. И не поймешь-то ли волна тому виной, то ли на самом деле клюет. Они даже не могут толком захватить крючок и соскакивают с него в воздухе , не долетая до берега...
Семеныч поймал молодую щуку и недолго думая, зажав извивающуюся рыбину в обеих руках , ломает ей хребет.И прибавляет при этом нехорошее слово. Злой, жестокий старик! Мне он не нравится! Не буду больше ловить ему кузнечиков!Так жалко рыбу!
Поднялся ветер, гоня к берегу волны вместе с поплавками. Усыпленный однообразным перезабрасыванием удочек , не сразу осознаю, что это за палка наплывет от берега прямо на мои поплавки. А потом как ударило-это же плавает моя удочка на живца! Наверное, щука утащила ее на середину заводи!
-Папа, папа, смотри, удочка на живца плавает! Наверное,щука!
Отец, ворча ,быстро раздевается и лезет в воду. Удочка начинает двигаться быстрее ,отплывать от него в сторону. Только у другого берега он наконец настигает ее и тащит назад. Вылезает на берег и вытягивает из воды пятнистую, длинную как торпеду щуку. Какая у нее большая пасть с длинными, острыми зубами! Тройник намертво зацепился за ее верхнюю губу. Скользкая, мокрая, пахнущая тиной, серо-зеленая рыбина бьет хвостом по траве , злобно таращась на меня маленькими глазками.Мне даже страшно вытаскивать тройник из ее зубастой пасти..
... Клев окончательно стих часам к десяти. Даже мальки, и те угомонились.Трепеща тонкими, блестящими как слюда, крылышками, на поплавок нахально уселась красивая синяя стрекоза. Мы называем таких стрекоз «морячками» за полосатый синий хвост. Поддергиваю леску, чтобы спугнуть назойливую гостью, но та ,пугливо взлетая с покачнувшегося поплавка, вновь опускается на него...
Семеныч стал говорить о том, что можно походить вдоль берега со спиннингом, но отец предлагает переехать на ту стороны дамбы, где клюет карась. Сматываем удочки, достаем из воды отяжелевшие, скользкие от рыбьей слизи, садки.На глаз взвешиваю садок- полведра точно есть!
Переезжаем метров на пятьсот правее.Туда, куда недавно перелетела крупная, неклюжая цапля. Река здесь совсем мелкая, прозрачная.Плещется на самом дне глубокого, старого русла.Сквозь прозрачную воду видны нежно-зеленые ажурные водоросли, отбрасывающие тень на желтоватое дно, стебли кувшинок и посверкивающие серебристой , ярко вспыхивающей в лучах солнца ,чешуей косяки рыбы.Забрасываю удочку прямо в этот рыбий косяк. И почти сразу поплавок, немного постояв, вдруг всплывает и мягко ложится на воду, медленно плывет вбок, слегка зарываясь в воду . Так клюет карась! Он не такой жадный, как хищник-окунь.Он осторожно жует-посасывает червя ... Не спеша подсекаю удочку, и в руки летит небольшой, кругленький, с чуть желтоватой чешуей карась. Люблю карасей!И мама их любит. Они без мелких костей, легко чистятся, и очень вкусны, зажаренные на сковородке. Даже выглядят они красиво. Сглаженные,закругленные формы, большие, красивые плавники,маленький, аккуратный рот. А хитрый! То ему подавай червячка, то наживляй хлеб или тесто! И клюет так же хитро, что не сразу поймешь-то ли ветер отводит поплавок в сторону, то ли рыба. С удовольствием принимаю эту игру, стараясь предугадать, в какой момент лучше подсечь удочку, чтобы не дать рыбе уйти...
...Солнце уже почти в зените.Жара.Уплыл куда-то на глубину косяк карасей. Смотрю на застывший в воде поплавок. Гипнотизирую его взглядом, уговариваю : «Ну,вздрогни, уйди на дно!» Тщетно. Стоит как вкопанный! Налившаяся свинцовой усталостью рука уже не держит удочку. Начинаю клевать отяжелевшей головой.
-Пора и нам поклевать! - устало говорит отец.-Давай,Саня, доставай харчи!
Я с готовностью достаю из коляски сумку и выкладываю на жесткий брезент варенные яйца, пучок зеленого лучка,пахучий нежно-зеленый укроп, пупырчатые,колючие огурчики, большие, полопавшиеся черными трещинами помидоры, нарезанный хлеб, соль в спичечном коробке, кусок колбасы, домашний , бьющий в нос, квасок в бутылке. Витя подсаживается рядом и выкладывает сало, густо посыпанного крупными кристалликами соли.Смеясь, стряхивает запрыгнувшего на брезент огромного, перебирающего длинными лапками, зеленого кузнечика: «Тоже решил с нами пообедать!» А Семеныч добавляет крупную головку чеснока и несколько смятых, подтаявших плавленных сырков в тонкой оболочке из фольги.Режу на несколько частей мясистые, разваливающиеся под ножом наши казахстанские помидоры, вкуснее и душистее которых я не ел в жизни, лущу варенные яйца, густо посыпаю все это крупной солью и с аппетитом начинаю трапезу. Отец, посмеиваясь, подкладывает мне колбаску, сыр : «Давай налегай, растущий организм!» Жадно пью пенящийся, с запахом хлеба, мутный квас.Он остро, до слез, бьет в нос газиками и вызывает громкую отрыжку. Семеныч одобрительно смотрит на меня, наливает себе водки из маленького шкалика и одним глотком опрокидывает в рот,утробно крякая.Ему можно, он не за рулем! Достает пачку «Беломора» и они с отцом неспешно раскуривают по папироске ...
А я лежу на траве и гляжу осоловелыми от еды глазами на речку, далекий казахский аул, пылящуюся дорогу с точкой двигающегося мотоцикла на ней. Неудержимо хочется спать. Безжалостно палит солнце, наполняя ленью, нежеланием двигаться.Оно словно выжигает во мне остатки воли, раздавливает, прижимает головой к нагретому ,обжигающему брезенту. Уходит, стихает в ушах неумолчное , сухое стрекотание кузнечиков,тонкий посвист сусликов, наливаются тяжестью веки.Последнее, что помню, проваливаясь в сон- высоко в прозрачных небесах парит птица...
..Просыпаюсь как от толчка. Как же противно спать под палящим солнцем! Голова налита тяжестью и пульсирующей в висках болью, опутана мутной дремотой.В ушах противный звон. Потягиваюсь затекшим, покрытом жарким потом телом. Стягиваю мокрую , потную рубашку, сапоги . Спускаюсь к реке, ложусь на берег и окунаю голову в теплую, пахнущую тиной, не остужающую воду. Вижу на мелководье извивающуюся, вихляющую всем телом черную пиявку, легкую стайку мальков с коричневыми, прозрачными спинками, боязливо приближающихся к плавающей у берега размокшей корке белого хлеба и чуть подальше - щуку, неподвижно замеревшую у кромки камышей.Знаю, что в полдень они любят погреться-подремать на мелководье.Уловив мое движение,она медленно, едва заметно шевеля плавниками, уходит в темную глубину под кувшинками, похожая на пятнистую подводную лодку.
А где же отец? Щурясь от яркого солнца, замечаю его в камышах с коротким спиннингом в руках. Мягко треща, раскручивается катушка спиннинга и блесна,ярко молнией сверкнув на солнце, с сочным чмоканьем плюхается воду.
Витя дремлет сидя,клюет носом на берегу ,у самой воды. Удочка выпала из его ослабевших рук и плавает в воде у берега. Не хочу будить его. За поворотом реки под низкой седой ивой синеет знакомая шапка Семеныча .
Иду тропинкой вдоль реки к отцу.И вдруг останавливаюсь с занесенной для шага ногой .Еще до конца не осознавая, что произошло, вижу впереди себя на тропе большого серо-зеленого мохнатого паука с длинными лапками. Это же тарантул! Хоть он и не ядовит, но его укус очень болезнен.Мальчишки во дворе говорили, напуская страха в голосе,что можно даже остаться на всю жизнь калекой! Сердце мое так и зашлось, словно по нему прошлись наждачной бумагой- я же босиком! Хочу кинуть в паука камнем,как это обычно делают наши мальчишки, но потом передумываю и обхожу его стороной.
- Пап, ну как, поймал что-нибудь?
- Да пару окуньков вытащил на блесну! Это уже не клев! Нужно собираться домой! Он кричит в сторону ивы: «Семеныч! Давай собираться! Пора уже!» Знакомая синяя кепка кивает в ответ.
...Перед отьездом купаемся в теплой воде среди ярко-зеленых круглых листьев кувшинки с белыми цветами меж них. Я рву для мамы самую красивую белоснежную кувшинку, хоть и знаю, что она очень нежная и я вряд ли довезу ее до дома без воды.С трудом влезаем с Витей в коляску.Мешает сваленная кучей одежда и полные рыбы садки, скользкие от рыбьей слизи и чешуи.Хвастаемся друг перед другом большим уловом. У меня в садке –самая большая щука.Зато у Вити -самый крупный окунь. А Семеныч горделиво тычет зажатой меж пальцев папиросой в огромного бронзово-желтого линя в его садке. Все довольны уловом. Я уже предвкушаю, как радостно удивится мама и будет хвалить своих «удачливых рыбаков». Как наша кошка, с порога почуяв запах свежей рыбы, будет с голодно-требовательным мяуканьем тереться о мои ноги, подняв трубой хвост.Сладких карасиков мама , конечно,пожарит на ужин. Из щуки и крупных окуней получится наваристая уха, а окуней поменьше будем вялить, чтобы потом зимой доставать из угловато топорщящейся во все стороны наволочки деревянно засохшие рыбины и грызть их солено-вкусную мякоть, кладя чешую и косточки на подстеленную газетку.
...Дремлю в коляске, просыпаюсь на крупных кочках, тыкаясь носом в ветровое стекло. Все кажется, что сейчас вылечу из коляски и упаду на раскаленный песок. Витя насмешливо щурит на меня ласковые глаза. Он тоже дремлет, разморенный полуденной жарой, ровным гулом двигателя и мягкими , укачивающими движениями коляски. Дорога вьется на север вдоль Убагана . Далеко вдали колышется обманчивое марево раскаленного воздуха.Будто там на севере ,на месте моего родного Кушмуруна , перекатывается огромными волнами неведомое, не обозначенное ни на одной карте безбрежное море. Справа мелькают редкие березовые колки и ивы с белыми, словно седыми листьями. И там, далеко от дороги , вижу какое движение в парящем облаке пыли, словно над землей перемещаются огромные массы каких-то буро-серых животных.Пунктиром мелькают темные пятна спин, белеют животы.Или это только кажется, снится мне?
- Папа, что это там справа?
- Где?-отрывает взгляд от дороги отец. –Етит твою мать!Это же сайгаки!
- Пап, давай подьедем, посмотрим!
Отец уже сам свернул с дороги и по ровной степи, поросшей невысокой , выжженой травой , с островками седого ковыля и полыни, едет направо, ближе к огромному стаду. Животные боязливо разбегаются при нашем приближении.Отец сбавляет скорость и на малой скорости осторожно едет вдоль стада. Теперь уже можно хорошо рассмотреть такое неоднородное вблизи стадо. Небольшие степные антилопы с слишком тонкими для круглого тела ножками и большой горбоносой мордой, заканчивающейся небольшим забавным хоботком. Некоторые украшены небольшими тонкими рожками, покрытыми колечками наростов. Они быстро убегают от мотоцикла, иногда очень забавно выпрыгивая свечкой вверх , будто желая заглянуть подальше. Стадо встревожено нашим приближением, оно приходит в движение , возникает гул от тысяч копыт, ударяемых в землю, поднимается огромное облако пыли вслед уходящуму стаду.Отец останавливает мотоцикл у большой сурчиной норы,зажмурив глаза от пыли,потом , наклонившись, проводит рукой возле раскаленных цилиндров и говорит, что нужно дать мотору остыть , да и нам полезно размять ноги. Глушит мотор, и в уши опять вливается неумолчный, сухой стрекот кузнечиков,разбавляемый резким, щелкающим свистом сурка, высоким толстым столбиком застывшего у своей норки метрах в пятидесяти от нас. Взмахиваю руками и он испуганно , довольно проворно для своего толстого, неповоротливого тела ныряет в норку. Такой смешной! Отец говорит, что сайгаки в наших степях появляются редко.Они живут на юге, в Тургайских степях и к нам на север приходят в голодные годы, когда на юге случается засуха. Мясо у него похоже на конину и некоторые наши охотники ездят за ними по степи, загоняя бедных сайгаков в реки с высокими берегами , калеча и убивая десятки животных ради мяса и рогов...
Я провожаю взглядом пылящее вдали стадо. Жара еще не спала. Так же нещадно палит солнце. Легкий ветерок колышет, приглаживает седые стрелки ковыля и ,подбрасывая вверх колючие, сухие клубки перекати-поля, гонит их вдаль ...Мне отчего-то грустно .Жалко бедных сайгаков... А ,может, это горький запах полыни навевает грусть ? Или виной всему эта безмолвная, выжженая степь? Или эта река, медленно и равнодушно перекатывающая свои воды на север. Хищная птица, парящая надо мною в голубом без единого облачка небе?.. И пронзительно,обжигающе-остро приходит мысль , что все это вокруг меня существует уже миллионы лет. И будет существовать еще столько же , когда меня уже давно не будет на этой земле. Так же лениво будет катить свои воды Убаган,и так же безбрежно будет лежать выжженая безжалостным солнцем степь с зыбким маревом на горизонте .И будет высоко парить в высоких,равнодушных небесах одинокая птица . Только меня уже не будет... Тогда зачем же я живу, если жизнь моя-всего лишь миг по сравнению с этой вечностью? Зачем нужен я этой бесконечной степи и этому равнодушному, пустому небу над головой? Мысль эта словно сжимает меня, делает крошечным, незаметным.Меня,Морозова Саши , нет. Есть только эта бесконечная степь и высокие небеса...Чувствую себя песчинкой, тонким перышком ковыля...Время остановилось.Не хочется шевелиться,вставать ,ехать куда-то.Только лежать на земле лицом к небу и чувствовать себя единым, неотделимым от этого мира... И вот уже ветер словно проходит сквозь меня. И трель жаворонка звучит не в небесах , а где-то внутри меня, успокаивая и убаюкивая .И это одинокая, парящая в небе птица , тоже во мне..Меня покачивает, я словно плыву в волнах горячего, пахнущего раскаленной пылью воздуха , туда, в небеса, где истончающей точкой высоко-высоко в небе парит одинокая птица...
28.01.2012
Рига